дорога ложка к обеду
"В горне, остывая, потрескивали угли. В часто используемой кузнице огонь нечасто гаснет совсем. Помолчав, Гленда добавила:
— Это ты написал ту поэму для Трева, да?
— Да, мисс Гленда. Надеюсь, Джульетте понравилось.
Гленда подумала, что тут надо быть поаккуратнее.
— Полагаю, тебе следует знать, что она не совсем поняла значение некоторых слов. Мне пришлось вроде как переводить для неё.
Она подозревала, что это оказалось не слишком сложно. Все любовные поэмы более-менее одинаковы, если говорить о сути, оставив в стороне завитушки и красивости.
— Тебе она понравилась? — спросил Орехх.
— Чудесная поэма, — признала Гленда.
— Я написал её для тебя, — сказал Орехх. Он смотрел на Гленду со смешанным выражением страха и надежды.
Остывающие угли на секунду вспыхнули ярче. У каждой кузницы есть душа, в конце-то концов. Разные варианты ответа словно сами просились на язык Гленды. "Что бы ты ни ответила сейчас, это будет очень важно в дальнейшем, — подумала она. — Очень, крайне, чрезвычайно важно. И не смей гадать, что сказала бы на твоём месте эта чёртова Мэри Горничная из тех дешёвых романов. Потому что Мэри — всего лишь фантазия женщины, чьё имя звучит подозрительно похоже на анаграмму самого обычного человеческого имени. Мэри выдумка, но ты — реальна"
— Нам пора садиться в карету, — сказал Орехх, забирая свой ящик.
Гленда отчаялась придумать что-либо путное и разрыдалась. Надо сказать, это не были деликатные слёзы упомянутой Мэри Горничной, нет. Это были настоящие, крупные, бурные слёзы женщины, которая плачет весьма нечасто. Слегка липкие слёзы, честно говоря. Возможно даже, с примесью соплей. Но они были настоящими. Никакая Мэри Горничная не смогла бы так плакать."
— Это ты написал ту поэму для Трева, да?
— Да, мисс Гленда. Надеюсь, Джульетте понравилось.
Гленда подумала, что тут надо быть поаккуратнее.
— Полагаю, тебе следует знать, что она не совсем поняла значение некоторых слов. Мне пришлось вроде как переводить для неё.
Она подозревала, что это оказалось не слишком сложно. Все любовные поэмы более-менее одинаковы, если говорить о сути, оставив в стороне завитушки и красивости.
— Тебе она понравилась? — спросил Орехх.
— Чудесная поэма, — признала Гленда.
— Я написал её для тебя, — сказал Орехх. Он смотрел на Гленду со смешанным выражением страха и надежды.
Остывающие угли на секунду вспыхнули ярче. У каждой кузницы есть душа, в конце-то концов. Разные варианты ответа словно сами просились на язык Гленды. "Что бы ты ни ответила сейчас, это будет очень важно в дальнейшем, — подумала она. — Очень, крайне, чрезвычайно важно. И не смей гадать, что сказала бы на твоём месте эта чёртова Мэри Горничная из тех дешёвых романов. Потому что Мэри — всего лишь фантазия женщины, чьё имя звучит подозрительно похоже на анаграмму самого обычного человеческого имени. Мэри выдумка, но ты — реальна"
— Нам пора садиться в карету, — сказал Орехх, забирая свой ящик.
Гленда отчаялась придумать что-либо путное и разрыдалась. Надо сказать, это не были деликатные слёзы упомянутой Мэри Горничной, нет. Это были настоящие, крупные, бурные слёзы женщины, которая плачет весьма нечасто. Слегка липкие слёзы, честно говоря. Возможно даже, с примесью соплей. Но они были настоящими. Никакая Мэри Горничная не смогла бы так плакать."
Терри Пратчетт "Незримые академики"